Остроконечные крыши, трубы, слуховые окна. С этой стороны к дверям вело вымощенное плитами патио; за окнами была видна освещенная комната, вдоль стен — книжные шкафы и картины. Мелькнула фигура хорошо сложенного мужчины среднего возраста в синем спортивном костюме. Кажется, он был один.

Сосулька заглянул в окна других комнат. Большинство из них были темными. В тех же немногих, где горел свет, по-видимому, никого не было. Не обнаружив охранников, он побежал от раздевалки бассейна, пересек подъездную дорожку, нырнул за балюстраду сбоку патио и внимательно изучил территорию перед собой. И тут Сосулька понял, что именно в патио, идущем вдоль этой стороны особняка и, очевидно, вдоль других сторон, находится система сигнализации. Любой, кто захочет пробраться в особняк, должен пройти по плитам, но они не соединены между собой бетоном. Благодаря свету из комнаты у входа в особняк было видно, что края плит усыпаны песком. Сырой песок был неряшливо рассыпан по всему патио. Но почему владелец земельной собственности на миллион долларов не обращает внимание на такую деталь? Почему такое несоответствие с содержащейся в безукоризненном порядке усадьбой? Ответ очевиден. Потому что каждая плита в отдельности лежит на детекторе давления. Стоит ступить на одну из них, и сразу сработает сигнал тревоги.

Пенделтон огляделся по сторонам, надеясь увидеть какое-нибудь дерево, по которому он сможет забраться в верхние окна особняка. Не увидев такового, он решил осмотреть сарай, где могла храниться приставная лестница. Используя ее, он вполне сможет соорудить своеобразный мост между балюстрадой и подоконником окна неосвещенной комнаты и перебраться через патио, не становясь на плиты.

Сосулька начал отползать назад.

— Итак, ты догадался. — Сосулька резко обернулся.

— Он в патио, — голос был ровный и тихий. Говорили слева, из открытого окна “кадиллака”, припаркованного напротив особняка. — Я надеялся на это. Хотелось бы, чтобы твои способности оправдали репутацию.

Сосулька приготовился бежать.

— Я — не враг, — дверь “кадиллака” открылась, из машины вышел долговязый мужчина. — Видишь, я добровольно выставляю себя напоказ. Я не сделаю тебе ничего плохого. — Мужчина шагнул на хорошо освещенное пространство перед особняком и развел руки в стороны. На нем был серый костюм. Узкое лицо, тонкие губы и нос, а брови такие редкие, что казалось, их вообще не существует. Рыжие волосы резко контрастировали с бледным лицом. Открылись двери в дом.

— Он здесь? Пенделтон — это ты? — Мужчина в спортивном костюме протянул руку в сторону к стене и, перед тем как выйти из дома, щелкнул выключателем, вероятно, отключив сигнализацию. — Пенделтон? Сосулька?

В какое-то мгновение Сосулька чуть было не рванулся в темноту за бассейном, но он представил, как бежит по склону к забору и деревьям…

Пенделтон выпрямился:

— Нет. Не Сосулька. Его сын.

— Да, его сын! — сказал мужчина в спортивном костюме. — А этот человек, — он указал на “кадиллак”, — Сет, или, пожалуй, сын Сета! Моя фамилия Хэлловэй, но я — сын Художника!

Кличка “Художник”, конечно же, кое-что значила, но при слове “Сет” Сосулька содрогнулся, как от выстрела. Он уставился на долговязого, худого мужчину возле “кадиллака”. Серый костюм Сета соответствовал его глазам, которые даже при свете прожекторов оставались невыразительными и холодными.

Однако Пенделтону было плевать и на Сета, и на Хэлловэя. Важно только одно. Он шагнул в сторону Хэлловэя:

— Где мой отец?

— Не только твой отец, — сказал Хэлловэй. — Где мой?

— И мой, — добавил Сет.

— Именно поэтому мы тебя и ждали.

— Что?

— Ждали, что ты приедешь сюда и поможешь отыскать всех наших отцов, — сказал Хэлловэй. — Мы уже почти потеряли надежду, что ты появишься. — Он жестом указал на двери: — Проходи. Нам о многом надо поговорить.

3

Когда они вошли в кабинет, Хэлловэй закрыл двери в патио, задернул шторы и включил сигнализацию. Сосулька обратил внимание на пейзаж, висевший рядом с выключателем.

— Мой отец, — сказал Хэлловэй.

Подобные картины висели и на других стенах.

— Я слышал, он был талантлив, — кивнул Сосулька, — но никогда не видел его работ.

— Естественно. Его ранние картины были уничтожены или похищены. Ради безопасности он сменил акварель на акрил и изменил свой стиль, — в голосе Хэлловэя благоговение сменилось тревогой. — Что ты планировал предпринять? Напасть на меня?

— Я должен был убедиться, что могу доверять тебе, — сказал Сосулька.

— Доверять мне? Сейчас я и Сет — единственные люди, которым ты можешь доверять.

— Мне надо было узнать о Кесслере.

— Он поехал в Австралию на встречу с тобой.

— Я знаю! — сказал Сосулька. — Но после того, как мы встретились, он исчез. И мой отец тоже. Может, Кесслер подставил меня? Или его использовали, чтобы разъединить нас с отцом и потом захватить его? Хэлловэй развел руки в стороны.

— Он так и не вернулся из Австралии. На него можно было положиться. Если бы ты присутствовал здесь на встрече, ты бы понял, что, если Кесслер решил посвятить себя какой-то цели, он не повернет назад. Так что, если он не вернулся… если он исчез…

— Ты считаешь — он мертв?

— Да, — Хэлловэй задумался. — По всей видимости — да.

— Тогда — либо вашу встречу прослушали, либо один из группы — предатель.

— Нет. Я соблюдал меры предосторожности, — уверенно сказал Хэлловэй. — И я не могу себе представить, зачем одному из нас предавать свои же собственные интересы. Но есть другие соображения.

Сосулька удивленно приподнял брови.

— Во время встречи не исчезли только твой отец и отец Сета, — сказал Хэлловэй. — Мы послали своих людей предупредить каждого из них о грозящей им опасности, убедить их… и вас… присоединиться к нам. К несчастью, отец Сета исчез до того, как наш человек добрался до него. Оставался только твой отец.

— Продолжай, — сказал Сосулька.

— Если враги уже приготовились напасть на твоего отца и в это время обнаружили, что прибыл Кесслер, они могли забрать и его, в надежде, что он не успеет предупредить твоего отца и тебя самого.

Сосулька покачал головой:

— Но Кесслер исчез почти одновременно с моим отцом. Если они не хотели, чтобы он предупредил отца, тогда они должны были сначала позаботиться о Кесслере и только потом расставлять ловушки для отца. Нет, видимо, они взяли Кесслера подругой причине.

— В голову приходит много объяснений. Возможно, они хотели, чтобы ты заподозрил, как ты и сделал, что в похищении твоего отца замешан Кесслер, и таким образом повернуть тебя против нас. Или, возможно, они хотели дать тебе понять, что никто, даже дети исчезнувших отцов, не могут чувствовать себя в безопасности. Хотели вселить в тебя страх. За себя самого.

— Мы думаем, они решили вернуть “Ночь и Туман”, — сказал Сет. Сосульке показалось, что его грудь сдавили колючей проволокой.

— Да, террор, — сказал Хэлловэй. — Не только лишить главы каждую семью, но и запугать нас, их детей, воздействовать на нашу психику, потому что мы не знаем, что случилось с нашими отцами и что может случиться с нами.

— От одного поколения к другому, — скривился Сосулька. — Это никогда не кончится.

— О нет, закончится, — сказал Сет. — Я гарантирую. — Несмотря на злость, голос его оставался ровным.

От этого контраста мурашки пробежали по спине Сосульки. Он смотрел на рыжие волосы Сета, его бледное, худое, бесстрастное лицо, испытывая почти гипнотическое состояние. Пенделтон с трудом повернулся к Хэлловэю.

— Почему вы были так уверены, что я приеду? Так уверены, что ждали меня.

— Нам показалось, что у тебя нет другого выхода. Понятно, если

Кесслер не вернулся, — его миссия провалилась. Ни ты, ни он не ответили на наши последующие послания. С большим сожалением мы вынуждены были признать, что и твой отец исчез. И, возможно, забрали и тебя. Но мы знали, что, если ты свободен, ты не остановишься, пока не найдешь своего отца. Мы рассуждали логически — куда ты мог отправиться первым делом? Сюда. На место встречи, на которой ты не присутствовал, к людям, которые прислали к тебе Кесслера. Другого пути у тебя не было.