Трупы. На верхнем фото — и на пачке фото под ним — трупы, горы трупов, тела, наваленные друг на друга, нелепые углы рук и ног, обтянутые кожей ребра. Впалые щеки, провалившиеся глаза, иногда открытые, обвиняли и после смерти. Губы запали в беззубые рты. Лица, искаженные гримасами боли и страха. Старики. Женщины. Дети.

Так много. Он чуть было не закричал.

8

— Это правда! Поверьте мне! Я не знаю! — настаивал Медичи. — Пожалуйста!

И снова Сет ударил его ладонью по губам. Парадоксально, но такой удар, хоть и причинял гораздо меньше боли, чем удар кулаком, мог скорее сломать волю Медичи, который не выносил унижений.

— Священник! — требовал Сет. — Кардинал Павелик! Я теряю терпение! Кто похитил священника?

— Если бы я знал, я бы сказал вам!

На этот раз Сет ударил Медичи по щеке, оставив на ней красные полосы. У Сета самого щеки стали красные, как и волосы. Его обычно невыразительные глаза светились от того, что, пожалуй, можно было назвать удовольствием.

Сосулька стоял в углу кухни в снятом ими заброшенном сельском доме и с интересом наблюдал.

Его интересовали две вещи: техника ведения допроса Сета и реакция на нее Медичи. Сет привязал пленника к стулу, накинул ему на шею петлю, один конец которой привязал к связанным за спинкой стула рукам Медичи. Каждый раз, когда Медичи дергался от удара, петля стягивала ему шею, а связанные кисти поднимались к лопаткам.

Изобретательно, решил Сосулька. Минимум силы — максимум эффективности. Жертва понимает, что, главным образом, сама является источником страданий. Он пытается уклониться от удара, но то, как он привязан, не дает ему это сделать, его тело становится его врагом. Его уверенность в себе, чувство собственного достоинства — растоптаны. “Ты вот-вот расколешься”, — подумал Сосулька. По щекам Медичи, подтверждая эту мысль, текли слезы.

— В последний раз спрашиваю, — требовал Сет. — Кто похитил кардинала?

Медичи отвел глаза в сторону, обдумывая ответ. От боли прояснилось в голове. Он трезво оценивал ситуацию. Никто из его людей не знает, где он. Никто не будет спасать его. Боль — не проблема, главное — выжить.

— Послушайте сначала. Почему вы не послушаете перед тем, как бить?

Сет пожал плечами:

— Я буду слушать только то, что мне нужно.

Медичи попробовал сглотнуть, но петля сильно сжимала горло.

— Я только посредник. Ко мне обращаются клиенты. Им нужны оружие, информация, команды поддержки и безопасные дома. Я поставляю им все это. Они не говорят мне, зачем им все это нужно. Я не спрашиваю.

Сет повернулся к Сосульке и изобразил зевок:

— Я спрашиваю его о кардинале, а он рассказывает мне историю своей жизни.

— Вы не даете мне объяснить! — сказал Медичи.

— Я дам, если ты что-нибудь скажешь!

— Клиенты не говорят мне о своих планах, но я держу уши близко к земле, — заторопился Медичи.

— Теперь он заговорил образами, — сказал Сет Сосульке.

— Я должен знать все, если хочу удержаться на плаву, не так ли?

— У него проблемы со вступлением, — снова обратился к Сосульке Сет.

— Но я не слышал никаких слухов, даже шепота, о террористах, которые взяли кардинала. Поверьте, я бы услышал, — Медичи пошевелился, и петля еще туже стянула горло. — Кто бы ни взял кардинала, это не радикалы, это не…

— Террористы. Шваль, — сказал Сет. — У твоих клиентов нет стиля. Они неразборчивы и грубы. Бомбы в автобусах, — Сет с отвращением поджал губы. — Расчлененные дети.

На какое-то мгновение Сосулька задумался, нет ли в характере Сета чего-то, что он пропустил. Но потом понял, что неприятие Сета было эстетического характера, а не морального. Если бы Сету по плану для убийства какой-нибудь важной персоны, чтобы отвлечь внимание, требовалось бы убить детей и ему достаточно заплатили, он сделал бы эго.

А я, подумал Сосулька, и он твердо в это верил, никогда не согласился бы на убийство детей. Ни при каких обстоятельствах. Никогда.

— Террористы могут атаковать церковь, они считают, что этот институт коррумпирован, они могли бы похитить кардинала, чья позиция расходится с их собственной. Они ведь уже однажды напали на Папу, ведь так? Но я вам говорю, я не слышал ни о ком, кому был бы нужен кардинал. Я уверен, вы не там ищете.

— В таком случае, — сказал Сет и развел руки в стороны, — скажи нам, как профессионал профессионалу, — Сет явно издевался, — где, по твоему мнению, мы должны искать?

— А вы думали о самой церкви? — спросил Медичи. — Кто-нибудь внутри церкви?

Сет повернулся к своему партнеру.

— Возможно, — пожал плечами Сосулька.

— Я не уверен, — сказал Сет.

— В том, что кардинал может быть жертвой церкви?

— В том, что этот хищник говорит правду.

— Это правда! — настаивал Медичи.

— Скоро мы это выясним, — Сет повернулся к Сосульке. — Сделаем теперь по-твоему.

— Благодарю за запоздалое доверие.

— Важно использовать каждый метод. Сила сама по себе может заставить врать. Инъекции могут повлечь за собой запрограммированные ответы. Но оба метода дополняют друг друга.

— Тогда я попробую амитал натрия. Отойди в сторонку. Ты сказал, теперь моя очередь.

9

В полубессознательном состоянии Медичи осел на стуле. С его шеи сняли петлю, но самого не стали отвязывать от стула. Теоретически, амитал натрия должен был отключить его ментальные “цензоры”, что позволяло получить информацию, которую Медичи мог не выдать даже под пытками. Хитрость заключалась в том, чтобы ввести такое количество амитала, которое не сделало бы ответы Медичи бессвязными и не погрузило бы его в полностью бессознательное состояние.

Теперь настал черед Сосульки занять место перед пленником. Держа в руках почти пустой шприц, он задал ключевой вопрос, который привел его из Австралии в Канаду и, наконец, в Италию.

— Тебе говорит о чем-нибудь выражение “Ночь и Туман”? Медичи отвечал медленно, его язык, казалось, прилип к небу.

— Да… связано с войной.

— Правильно. Вторая мировая война. Нацисты использовали “Ночь и Туман” как тактику террора. Любой человек, нелояльный к Третьему Рейху, рисковал исчезнуть без следа, раствориться в ночи и тумане, — Сосулька говорил медленно и отчетливо, чтобы каждое слово дошло до Медичи. — “Ночь и Туман” вернулись? Ты слышал какие-нибудь слухи о том, что они снова действуют? Медичи покачал головой:

— Нет. Никаких слухов о “Ночи и Тумане”.

— Постарайся вспомнить. Обращались ли к тебе террористы или группа, выдающая себя за террористов? Кто-нибудь спрашивал информацию о Павелике? Нанимали ли тебя для установки наблюдения за кардиналом?

— Нет, не нанимали, — прошептал Медичи. — Никто не спрашивал о нем.

— Кто, ты думаешь, похитил кардинала?

— Не знаю.

— Почему его похитили?

— Не знаю.

— Может, кто-нибудь из церкви отвечает за его исчезновение?

— Не знаю.

Сет шагнул вперед:

— Последний ответ интересен. Он не знает, могли это сделать кто-нибудь из церкви.

Сосулька понимал, о чем говорит Сет. Сорок минут назад Медичи настаивал на том, чтобы они обратили внимание на церковь.

— Раньше он цеплялся за любую возможность, лишь бы отвлечь нас. Он ничего не знает.

— Но, я подумал, его предположение следует проверить.

— Церковь? Почему бы и нет? Мы должны проверить все варианты. Вполне возможно, кому-то из церкви стало известно то, что знал кардинал, и этот человек передал информацию “Ночи и Туману”.

— Или кто-то в самой церкви и есть “Ночь и Туман”.

— Павелик, — Сосульку переполняла ненависть. — Сорок лет этот подонок держал на крючке наших отцов. Его записи. Один Бог знает, сколько денег он требовал в обмен на молчание об этих документах. Павелик — единственный человек вне группы, который знал, что связывает наших отцов. “Ночь и Туман” не смогли бы организовать террор против наших отцов, не зная, что было в папках кардинала.